Нам с Богом очень хочется курить.
Мы пополам поделим сигарету, постелим прошлогоднюю газету.
И сядем рядом.
Будем говорить.
Паленый «змей» закусывая рыбой, в луженой глотке старого стакана,
я выверну всю душу, как карманы.
Он мне нальет, а я скажу – спасибо…
Нам с Богом этой ночью не до сна…
И после третей, захмелев от боли, скажу, что рай – не рай, и жизнь – неволя.
/о чем вообще молчать была должна…/
А Он, седой, по-старчески одет, в фуфайке, с мелочевкою в кармане,
ответит:
- Рай и вправду очень странен. А литр спустя – его и вовсе нет.
Кривой дымок зажженных сигарет…
Дворовый пес в сторонке гложет кости.
Мы коротаем эту зиму просто, и давимся объедками галет.
Давно темно. Он очень сильно пьян.
Теплей укрою…
Ожидаю утро…
Моей судьбой которую минуту играет этот спящий старикан.
Внутри сжигает боль, а, может, брага…
В газетах у нетопленной печи мы пьяницами в бледненькой ночи,
друг друга обнимая, ляжем рядом.
…Допита фляга. Сор от хлебных крошек…
Собачий вой.
Все табаки – не те…
Шепчу, к нему прижавшись в темноте:
- не брось меня…
А Он в ответ: не брошу…
(Алена Васильченко)